7 июля 1982 года на сцене ДК Профтехобразования состоялась премьера спектакля Ленинградского театра драмы им. А. С. Пушкина «Поющие пески» по пьесе известного советского драматурга А. П. Штейна в постановке Георгия Александровича Просаловского.
Роли исполняли: Говоруха-Отрок — Семён Семёнович Сытник, Марютка — Наталья Михайловна Ерошкина, Писатель — Михаил Степанович Хижняков. Пьеса, пронизанная революционной романтикой, была поставлена для Дома культуры профтехобразования, ставшего, по существу, филиалом Театра драмы им. А. С. Пушкина, для которого готовился оригинальный репертуар.
Взяв за основу повесть Б. А. Лавренёва «Сорок первый», Штейн ввел в действие самого Бориса Андреевича, переплетая его подлинную биографию с историей Марютки и Говорухи-Отрока. Драматург хотел показать, как художник революции (каковым, безусловно, являлся Лавренёв), пропуская сквозь собственную жизнь жестокие реалии времени, создаёт поистине неумирающий сюжет.
Действие спектакля ограничивалось двумя местами — кабинетом писателя и островом Барса-Кельмес, и невозможно было определить, где кончается реальность и начинается условность. Персонажи то и дело переходили с необитаемого острова в кабинет, садились на старинный диван, позволяли себе прикуривать от папиросы Писателя.
Взяв за основу повесть Б. А. Лавренёва «Сорок первый», Штейн ввел в действие самого Бориса Андреевича, переплетая его подлинную биографию с историей Марютки и Говорухи-Отрока. Драматург хотел показать, как художник революции (каковым, безусловно, являлся Лавренёв), пропуская сквозь собственную жизнь жестокие реалии времени, создаёт поистине неумирающий сюжет.
Действие спектакля ограничивалось двумя местами — кабинетом писателя и островом Барса-Кельмес, и невозможно было определить, где кончается реальность и начинается условность. Персонажи то и дело переходили с необитаемого острова в кабинет, садились на старинный диван, позволяли себе прикуривать от папиросы Писателя.
Премьерная афиша спектакля. Из фондов Александринского театра.
Г. А. Просаловский. Из фондов Александринского театра.
И это объяснимо. Ведь прообразом Марютки была реальная девушка, пришедшая однажды в редакцию «Туркестанской правды», где тогда работали Лавренёв и Штейн. Девушку-добровольца из частей Туркфронта звали Аня Власова. Она принесла тетрадку беспомощных в смысле поэзии, но прекрасных в своей чистоте и искренности, стихов. Точно также Говоруха-Отрок возник из встреченного Лавренёвым реального поручика Белой армии, захваченного красногвардейским отрядом в Приаральских песках.
Главное в «Поющих песках» — не трагическая любовь, а вопрос выбора жизненного пути в условиях смертельной схватки, разлома в обществе, семьях и душах. На месте Говорухи-Отрока мог быть и Лавренёв — поручик царской армии, ставший красным военспецом — сделай он другой выбор. Оттого в биографию Говорухи вплетены раздумья писателя о своей судьбе и её превратностях. Оттого устами самого Лавренёва рассказывалось о сумятице и разброде в его душе после Октября. О тяжких сомнениях, что делать — остаться дома или уехать за границу.
Главное в «Поющих песках» — не трагическая любовь, а вопрос выбора жизненного пути в условиях смертельной схватки, разлома в обществе, семьях и душах. На месте Говорухи-Отрока мог быть и Лавренёв — поручик царской армии, ставший красным военспецом — сделай он другой выбор. Оттого в биографию Говорухи вплетены раздумья писателя о своей судьбе и её превратностях. Оттого устами самого Лавренёва рассказывалось о сумятице и разброде в его душе после Октября. О тяжких сомнениях, что делать — остаться дома или уехать за границу.
Б. А. Лавренёв
А. П. Штейн.
С разрешения вдовы писателя в пьесу были включены выдержки из их переписки 20-тых годов. Из письма Лавренёва жене, Елизавете Михайлове Гербаневской, от 10 октября 1932 года:
«Как много утеряно и растрачено в блужданиях по неудобной, клочковатой земле и как сжимается сердце в сознании того, что осталось дышать и жить с тобой так мало, когда можно полниться этой незаконной радостью всю жизнь. А, может быть, так и лучше, так и надо. Может быть, для того чтобы с такой небывалой остротой и ясностью почувствовать пронзительную силу настоящей любви, нужно было пройти трудной дорогой, через тернии… Может быть, дорогая».
«Как много утеряно и растрачено в блужданиях по неудобной, клочковатой земле и как сжимается сердце в сознании того, что осталось дышать и жить с тобой так мало, когда можно полниться этой незаконной радостью всю жизнь. А, может быть, так и лучше, так и надо. Может быть, для того чтобы с такой небывалой остротой и ясностью почувствовать пронзительную силу настоящей любви, нужно было пройти трудной дорогой, через тернии… Может быть, дорогая».