Удивительным образом спектакль находился вне тенденций своего времени и вне горячей полемики вокруг Актеатра. Он противостоял вульгарному социологизму, узаконенному режиссерами 1930-х годов в трактовке классики. Кожич, отказавшись от традиции обличения и системы социальных масок, наделил всех персонажей живыми человеческими чертами.
Премьера была приурочена к 50-летию творческой деятельности актрисы Веры Аркадьевны Мичуриной-Самойловой и стала новой, принципиально важной страницей в истории театра и сценической жизни драматургии А. Н. Островского.
«Гурмыжская — мне противна, но я с наслаждением работаю над этой ролью, которая явится моим творческим самоотчетом за полвека на сцене Александринского театра и в то же время началом нового сценического роста. Я хочу разрешить труднейшую задачу: оправдать Гурмыжскую, а обвинить ее время и среду. Родить мало — надо уметь воспитать!», — писала Вера Аркадьевна в однодневной газете «Лес», выпущенной специально к премьере спектакля.*
В. А. Мичурина-Самойлова в роли Гурмыжской. Из фондов Александринского театра.
Н. С. Рашевская — Аксюша, А. Ф. Борисов — Петр. Из фондов Александринского театра.
«Аксюша-Рашевская умеет не только беззаветно любить, она носитель, пусть робкого, но все же протеста. Нет той силы, которая заставила бы Аксюшу пойти против решения, продиктованного влечением сердца».*
Правда, поэтическая душа Петра, выраженная через песни, которыми сопровождалось каждое появление этого персонажа на сцене, некоторым критикам показалось несколько искусственным. «Очевидно, увлеченный его вокальными способностями, режиссер заставил Борисова за время спектакля исполнить такое количество русских песен, что они могли бы составить программу специального концерта».*
Н. К. Черкасов в роли Буланова. Из фондов Александринского театра.
Эскиз «Счастливцев и Несчастливцев». Художники А. И. Константиновский, С. В. Товбин. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».