После краха «Мольера» и ухода из МХАТа свои попытки писать для театра Булгаков называл «чистым донкихотством». И всё-таки летом 1937 г. он взялся за инсценировку для Театра им. Е. Вахтангова. Работал увлеченно и даже выучил испанский, чтобы читать роман Сервантеса в подлиннике.
Читка пьесы сопровождалась долгими аплодисментами, но драматург не обольщался и в письме к Викентию Вересаеву писал: «Сейчас он и лежит у них, и будет лежать, пока не сгниет несмотря на то, что встречен ими шумно <…> Он, конечно, и нигде не пойдет. Меня это нисколько не печалит, так как я уже привык смотреть на всякую свою работу с одной стороны — как велики будут неприятности, которые она мне доставит?».

Успех спектакля связывали, прежде всего, с работой Николая Черкасова. Дон Кихот Черкасова вызывал в памяти иллюстрации Г. Доре: вдохновенный, гордый профиль, иссохшее лицо с горящими глазами, неимоверно длинное и худое тело, в жизни которого было что-то магическое. Актер с гордостью вспоминал, как Николай Семашко и находившиеся в театре врачи, удивленные его замысловатой пластикой, ощупывали локти и колени артиста, ища специальные шарниры.

Режиссер Кожич был художником, верующим в жизнь и людей. В спектакле явственно звучала тема духовной, преобразующей миссии рыцаря. Постановке предрекали долгую жизнь, но её прервала война. Спектакль был сыгран 24 раза, последний раз — 7 июля 1941 года. В эвакуации постановку не возобновляли, так как часть актеров осталась в Ленинграде (в том числе погибший в блокаду исполнитель Санчо Пансы Борис Горин-Горяйнов), а молодёжь ушла на фронт.

Эскизы к «Дон Кихоту» были выполнены главным художником театра Софьей Марковной Юнович — одним из лучших театральных художников страны. Часть этих эскизов хранится в фондах Театральной библиотеки.