Этот спектакль оказался одним из особенных творений режиссера, так как стал заметной попыткой нового прочтения знаменитой шекспировской пьесы.

В 1964 году Евгений Шифферс только окончил ЛГИТМиК по классу Георгия Александровича Товстоногова. Молодой режиссер был полон новаторский идей и стремился к их воплощению.

Спектакль «Ромео и Джульетта» впервые показали на гастролях театра в городе Куйбышеве. Репетиции начались за три месяца до предстоящей поездки, поэтому ленинградский зритель увидеть постановку не успел.

Новое прочтение великой пьесы заключалось в том, что Шифферс отказался от традиционного следования литературе. Некоторые монологи были заменены пантомимой или музыкально-пластическими номерами. В сценографии и костюмах было множество деталей современного быта, начиная с финок, которыми дрались на дуэлях, и заканчивая модными каскадными стрижками.

Ромео играл Евгений Агафонов (позже Юлиан Панич), а Джульетту ⎯ Татьяна Тарасова. Актеры воплощали на сцене не трагических героев, а молодых, крепких и искренних в своих чувственных порывах людей.

Ромео в трактовке режиссера был «нормальный» парень с преобладающим рационалистическим началом, а Джульетта ⎯ молодая и страстно любящая девушка, существующая все время на пределе своих эмоциональных сил и физических возможностей.*

Художником выступил Дмитрий Владимирович Афанасьев. Вся сцена была в черном бархате. Соорудили некое архитектурное устройство: спираль, которая могла поворачиваться то одной своей стороной, то другой. Она была и балконом Джульетты, и ложем, и троном герцога, и стеной монастыря. На бархате висела двойная маска ⎯ лицо женщины и мужчины, вместе. Бархатом было обклеено все, включая рукояти мечей и ножей. Бархат — и больше никакого оформления.*

Ни в декорации, ни в костюмах не было ничего бытового. Из-за крайне маленького бюджета актеры были одеты в мешковину, без париков, с легким гримом. Настоящим было только оружие, которое смогли достать из запасников Артиллерийского музея. Оно ржавело в подвалах Петропавловской крепости и сыграло в последний раз свою роль. «Искры летели, когда фехтовали на сцене настоящими палашами, звон мечей вызывал мороз по коже, а впивающаяся в пол сцены рапира долго качалась, как маятник, и за ней завороженно следили зрители».*

В качестве балетмейстера Шифферс пригласил Святослава Петровича Кузнецова, который в то время был солистом Ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова, одним из ведущих артистов балета. Он учил труппу танцевать и современные, и средневековые танцы. Пластическая часть спектакля представляла собой стилизованный джаз-балет. В сцене первой встречи на балу Ромео и Джульетта встречались спинами.

«То есть они чувствовали друг друга, им не надо было друг друга видеть, потому что у человека, открытого миру, настолько развита чувствительность, что он может найти свою часть, любимую, спиной. Он это простроил как режиссер, и, когда ты это видишь, ты понимаешь, что может быть только так и никак по-другому... В "Ромео и Джульетте" была прекрасная сцена на балу, когда вертелся круг и никто не танцевал, а только делали движения на месте. Танец-убийство».*

Особой была и музыка спектакля: режиссер оформил спектакль джазовыми композициями в исполнении немецкого джаз-банда Джеймса Ласта и хормейстера-авангардиста Рея Конева. Основными музыкальными темами спектакля были ковбойская песня Джорджа Гершвина в исполнении симфоджаза и переложенное на джазовый же манер адажио Пятой симфонии Чайковского.*

Весь трехмесячный репетиционный процесс был расписан по дням, шел четко и слаженно. Шифферс действовал решительно и был строгим режиссером. Он требовал либо неукоснительного подчинения своим планам, либо уверенной и конструктивной критики.

Новая постановка выдержала всего несколько показов, после чего театр был вынужден исключить ее из гастрольной программы. Публика категорически не приняла режиссерское решение.

Критика оказалась не менее жестока по отношению к спектаклю молодого режиссера. Отсутствие зрительского интереса она объясняла так: «Кому охота видеть, как безжалостно обращаются с Шекспиром те, кто искаженно представляет себе, что такое современное прочтение классических произведений в театре».*

«Режиссер последовательно и упорно воюет с поэзией Шекспира. Он все норовит увести нас с высот прекрасного и чистого неба на самую что ни на есть грешную и грязную землю. Волею большинства зрителей спектакль умер <…> Чем скоротечнее умирает дурное, тем чище воздух нашего искусства…».*

Однако умирают не только дурные произведения. Вероятно, «Ромео и Джульетта» Шифферса родился не в то время и не в том месте.