Причина такой неудачи была вовсе не в плохом качестве самого «Фальстафа». В 1860–1870-х годах в России обострилась напряженная борьба за русскую национальную культуру. Нередко острая полемика музыкальных критиков, озабоченных возрождением отечественной оперы и выступающие против засилья иностранных композиторов на Императорской сцене, в особенности, против «италомании», мешала по достоинству оценить и оперы Верди, и в том числе «Фальстафа».* Прошло всего несколько представлений, и спектакль был снят с репертуара.
И вот спустя тридцать лет после несправедливо провалившейся премьеры Виктор Романович Раппапорт вновь обратился к неоцененному по достоинству произведению. Режиссер не сомневался в том, что именно последнее произведение Верди, написанное уже в конце его жизни, оказалось самым жизнерадостным из всех.
Эскиз костюма Фальстафа к постановке оперы 17 января 1894 г. на сцене Мариинского театра. Художник А. Хохенштейн. Из фондов СПбГТБ.
Эскиз костюма Фальстафа к спектаклю. Художник Н. П. Акимов. 1925 г. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Новой постановкой «Фальстафа» оказались захвачены все: и режиссер В. Р. Раппапорт, и дирижер С. А. Самосуд, и художник Н. П. Акимов, и актеры, и музыкально-театральные круги Ленинграда того времени .
Критики отмечали, что именно благодаря такой всеобщей увлеченности процессом и большой серьезной работе получился «хороший спектакль, соответствующий масштабу оперы»*. Главное, что постановочная группа преодолела все трудности музыки Верди, «в высшей степени утонченной, насыщенной не только переливающимся через край юмором, но блещущей всеми тонкостями современных приемов инструментального и вокального письма»*.
Музыканты оркестра под руководством Самуила Абрамовича Самосуда представляли остроумные красочные эпизоды, освещая всё богатство оркестрового колорита причудливыми звукоподражаниями (смех, шаги, скрип корзины, ветерок и т. п.).
Спектакль захватывал зрителей своим нарядно-радостным сценическим оформлением Николая Павловича Акимова, математически выверенными, но при этом жизнерадостными вокальными партиями и неожиданными музыкальными узорами. Центром оперы, этой «чудесной живописи в музыке», был Фальстаф в исполнении Павла Максимовича Журавленко. Он «легко справился с капризной баритоновой партией..., заполнил всю сцену своей фигурой, разломав дешевые рамки либретто и ,никогда не выходя из рисунка Верди, создавая вместе с тем великий образ Шекспира».* Герой заражал каждого любовью к жизни и крепким, бодрым оптимизмом.
В начале основания советского государства ликующий праздничный спектакль, созданный на искреннем единодушии творцов, воспринимался как демонстрация реальной возможности сделать живым совместным трудом нечто прекрасное и очень важное для человечества.
.
«Певцам-актерам, мастерам-искусникам человеческого поведения посвящен этот спектакль. Их умение оформлять каждый момент своего бытия, их коллективная соорганизованность, прообраз будущего организованного общества на основе радостного принятия жизни, — вот главное, чем хотелось увлечь и пленить зрителя. В этом — суть нового театра, попыткой привит принципы которого явится представление "Фальстафа", и первый, кто поможет этом — новый для нас, гениальный Верди».*
П. М. Журавленко в партии Фальстафа в одноименном спектакле. Из фондов Российского национального музея музыки.