Это одна из лучших пьес драматурга, принятая неоднозначно критикой при своем появлении и получившая от Академии наук Уваровскую премию.*

Одобренная 22 декабря 1862 года к постановке Театрально-литературным комитетом, уже через несколько дней, 31 декабря, пьеса получила и разрешение драматической цензуры.

В содержании драмы центральная пословица, давшая название произведению, не звучит, но один из персонажей, Курицын, подводит итог случившемуся в афоризмах, близких ей по семантике: «Не ждал, не гадал, а в беду попал! Беда не по лесу ходит, а по людям».

Цензор сомневался, возможно ли пропустить «новейшую пьесу талантливого драматурга Островского, появления которой с нетерпением ожидает публика», ведь семейная драма заканчивается убийством: честный лавочник Краснов, после того как жена сознается в измене и в том, что она никогда его не любила, убивает ее. И хотя кульминация трагедии происходит за сценой, но подобный сюжет был немыслим для постановки. Цензору эта картина «того же темного царства», которое не раз изображал Островский, напомнила даже запрещенную драму А. Ф. Писемского «Горькая судьбина». Но, к счастью, главноуправляющий III отделением А. Л. Потапов сомнения цензора оставил без внимания и разрешил пьесу к представлению.

Островский сам руководил постановкой пьесы. Главную роль Льва Краснова в премьерном спектакле Александринского театра сыграл давний друг Островского Фёдор Алексеевич Бурдин (потом играл Павел Васильевич Васильев 2-й); в роли Татьяны Красновой — очаровательная Федосья (Фанни) Александровна Снеткова, Лукерьи Жмигулиной — любимица публики Юлия Николаевна Линская, слепого старика Архипа — Василий Васильевич Самойлов, Афони, брата Краснова — Иван Федорович Горбунов, Мануйлы Курицына — Петр Иванович Зубров, Ульяны Курицыной — Пелагея Кузьминична Громова, Валентина Бабаева — Александр Александрович Нильский.

Драматург Виктор Александрович Крылов писал: «Драма "Грех да беда на кого не живет" составляет самую отрадную новость на русской сцене, в текущем сезоне. Каждое лицо, каждая речь в высшей степени живы; тут есть над чем поработать артисту. Даже мелкие лица лакей Карп (нечто подобное Гоголевскому Осипу в "Ревизоре") и несчастный чиновник, берущий взятку в целковых (каких не мало на святой Руси и в повестях, и в комедиях, и в жизни)— все очерчены с искусством, хорошо знакомым публике из других произведений ею любимого автора. Артисты довольно хорошо воспользовались этими данными, кроме г. Бурдина, повторявшего в роли Краснова свои обыкновенные ухватки и завывания, все были на своем месте, но особенно выделились роли Татьяны и Лукерьи, исполненные г-жами Снетковой и Линской».*

Критики отмечали, что Нильский очень прилично сыграл Бабаева, а «Бурдин, Зубров, Горбунов, Линская более прочих отличались реализмом в изображении чисто русских типов; Самойлов и Снеткова несколько идеализировали их, но за то у обоих отделка ролей во всех мельчайших подробностях была художественна, всегда без шаржа и пересола».*

Об игре Фанни Снетковой, исполнившей до этого в пьесе А. Н. Островского «Гроза» Катерину, так же тепло отзывались многие рецензенты: «Перед вами действительно была простенькая и добрая женщина, привыкшая жить в лени и праздности у богатой барыни, все её движения дышали натурой, всякое слово было сказано в простоте, без обыкновенных театральных интонаций, без пошлого наивничаянья и развязности девичьих».* «Царица грёз театрального Петербурга», красавица и необыкновенно талантливая актриса вскоре после премьеры, 31 января 1863, вышла в своем прощальном бенефисе и навсегда оставила сцену...

И хотя некоторые рецензенты едко замечали, что «в Петербурге никогда не умели играть пьес из купеческого быта»*, спектакль несомненно имел успех как у зрителей так и у театральной критики: «Пьеса была исполнена согласно всеми артистами <…> автор был вызван и после третьего, и после последнего акта. Пьеса смотрится не без интереса, потому что в ней много жизненной правды, и в ней есть сцены, исполненные теплоты и чисто русской поэзии».*