11 октября 1938 года в Ленинградском театре драмы им. А. С. Пушкина состоялась премьера спектакля «Таланты и поклонники» по пьесе Александра Николаевича Островского.
В.В. Кабатченко в роли Мелузова. Из фондов Александринского театра.
Это была уже второе обращение Владимира Платоновича Кожича к творчеству великого русского драматурга на прославленной сцене. Общее недоумение критиков вызвало распределение ролей, особенно — роли Мелузова.
Традиционно её исполняли актеры, наделённые героическим началом. Однако режиссер, полемизируя с привычным, увидел в Мелузове влюбленного, но несмелого, задумчивого и безнадежно унылого человека. По свидетельству современников, Владимир Владимирович Кабатченко был в этой роли удручающе скучен. Тем понятнее был поступок Негиной в исполнении Александры Николаевны Парамоновой, пожертвовавшей своей любовью.
Не осуждая героиню, Кожич оправдывал предательство идеалов творческим призванием. Купчику Васе (Константин Станиславович Калинис) и вечно пьяному трагику Громилову (Иван Иванович Карпов) также прощались все прегрешения за любовь к театру и верность дружбе. Мелузов оказывался на периферии конфликта, так как был безразличен к искусству.
Традиционно её исполняли актеры, наделённые героическим началом. Однако режиссер, полемизируя с привычным, увидел в Мелузове влюбленного, но несмелого, задумчивого и безнадежно унылого человека. По свидетельству современников, Владимир Владимирович Кабатченко был в этой роли удручающе скучен. Тем понятнее был поступок Негиной в исполнении Александры Николаевны Парамоновой, пожертвовавшей своей любовью.
Не осуждая героиню, Кожич оправдывал предательство идеалов творческим призванием. Купчику Васе (Константин Станиславович Калинис) и вечно пьяному трагику Громилову (Иван Иванович Карпов) также прощались все прегрешения за любовь к театру и верность дружбе. Мелузов оказывался на периферии конфликта, так как был безразличен к искусству.
Б.А. Горин-Горяйнов — Нароков, А.Н. Парамонова — Негина, И.И. Карпов — Ераст Громилов. Из фондов Александринского театра.
Б.А. Горин-Горяйнов — Нароков, А.Н. Парамонова — Негина. Из фондов Александринского театра.
С.В. Товбин. Эскиз костюма Смельской. Из фондов Александринского театра.
Е.И. Тиме в роли Смельской. Из фондов Александринского театра.
С.В. Товбин. Эскиз костюма Негиной. Из фондов Александринского театра.
А.Н. Парамонова в роли Негиной. Из фондов Александринского театра.
Внимание зрителя режиссер прежде всего фокусировал на образе Домны Пантелевны. Негина-старшая была добра и наивно хитра, расчетлива и полна предрассудков, но чем подробнее Екатерина Павловна Корчагина-Александровская раскрывала внутренний мир матери, тем страшнее становилась её роль в участи дочери. В Домне Пантелевне выражалась вся враждебность быта искусству и сосредоточивалось зло, губящее героиню.
В.А. Зверев. Зарисовка Е.П.Корчагиной-Александровской в роли Домны Пантелевны. Из фондов СПбГМТМИ.
Е.П.Корчагина-Александровская в роли Домны Пантелевны. Из фондов Александринского театра.
И.И. Карпов в роли Ераста Громилова. Из фондов Александринского театра.
А.П. Есипович в роли Матрены. Из фондов Александринского театра.
С.В. Товбин. Эскиз костюма Матрены. Из фондов Александринского театра.
В.И. Воронов в роли Дулебова. Из фондов Александринского театра.
А.И. Константиновский. Эскиз декорации 4-го действия. Из фондов Александринского театра.
Сцена из спектакля. Из фондов Александринского театра.
Премьера постановки проходила на фоне дискуссий в печати о работе бывшей Александринки, не соответствующей «творческим возможностям театра». Досталось и спектаклю В. П. Кожича и А. Н. Даусона. Авторы статей подчеркивали невыразительность постановки и разнящиеся приемы игры у всех исполнителей. Раздраженное непонимание критиков не препятствовало безусловному успеху спектакля у зрителя. В 1945 году, уже после второй редакции, смягчившей горечь автора и остроту борьбы «таланта» с «поклонниками», Борис Михайлович Сушкевич поддержал и объяснил трактовку пьесы ориентацией постановщика на возможности артистов. И был прав. «Если толкование не приходится на индивидуальность — надо менять толкование», — говорил Кожич.*
Цит. по : Иванов В. Кожич // Портреты режиссеров. Вып. 4. Москва, 1986. С. 61.