Это первая постановка всех четырех действий пьесы – до этого момента в 1829 году были показаны фрагменты первого действия, затем третье действие, а позже, в 1830 году, показали вместе третье и четвёртое действие.
Таким образом, когда пьеса в 1831 году была выбрана Я. Г. Брянским для своего бенефиса, совершенно новым для петербуржского зрителя стал только второй акт. «Горе от ума» долгое время было «запретным плодом» – цензура не дозволила публикацию и постановку – комедия распространялась рукописными копиями.
Возможность постановки раз за разом ускользала из-за цензурного запрета. П. А. Каратыгин, впоследствии долгие годы игравший в «Горе от ума» светского плута Загорецкого, вспоминает о событиях 1825 года, когда поставить комедию пытались в театральном училище (ему досталась роль Репетилова). А. С. Грибоедов, посещавший репетиции, был доволен тем, что получалось у воспитанников. Но за день до спектакля, во время последней «срепетовки», инспектор училища передал от графа Милорадовича строжайший запрет на постановку неодобренного цензурой произведения.*
Афиша первого представления сцены 1 действия пьесы 2 декабря 1829 г. на сцене Большого (Каменного) театра. Из фондов СПбГМТМИ.
Премьерная афиша спектакля. 1831 г. Из фондов ГМИ им. А. А. Бахрушина.
Опасения Любови Осиповны, в свою очередь, подтвердились. Таково печальное обстоятельство в долгой и насыщенной сценической жизни легендарной пьесы – автору не суждено было увидеть своё творение на сцене.
Права на своё произведение Грибоедов завещал близкому другу – Ф. В. Булгарину. За возможность сыграть все четыре действия в свой бенефис Брянский был должен около 1 000 рублей ассигнациями.* Критик из газеты «Северный Меркурий» отмечает, что цены на билеты были достаточно высокими: первые ряды кресел «продавались по 25, а последние по 15 рублей»*.
Булгарин писал после премьеры: «"Горе от ума" есть народная собственность, и, как бы ее ни играли, она всегда будет привлекать зрителей».* Зал был почти полон, но всё же полного сбора сделать не удалось, несмотря на предполагаемый ажиотаж вокруг первой полноценной премьеры комедии на профессиональной сцене.
Постановку ждал успех: в следующие несколько месяцев её играли каждую неделю, и зрительный зал традиционно был полон: «уже в два часа накануне представления нельзя достать билета ни в ложи, ни в кресла»*.
Про трактовку Каратыгиным роли пишут, что он «резонировал в Чацком с большим жаром»*. Булгарин замечает с неудовольствием, что Каратыгин играя Чацкого «является каким-то Агамемноном, смотрит на всех с высоты Олимпа, грозно и величаво, и читает тирады (сатирические выходки на наши нравы) как приговоры судеб; трагическим тоном произносит стихи легкие, комические…»*. В противовес этой отвлечённой возвышенности он предлагает вернуть Чацкого на землю: произносить реплики так, «как бы каждый из нас сказал это в обществе»*. Другой критик из «Санкт-Петербургского вестника» рекомендует актёру «резкие истины, проповедуемые Чацким, смягчать дикцией, иначе характер его становится на сцене слишком тяжелым»*.
Портрет В. А. Каратыгина в роли Чацкого. Неизвестный художник. Из фондов ГМИ им. А. А. Бахрушина.
И. И. Сосницкий в роли Репетилова. П. А. Каратыгин в роли Загорецкого. Литография П. Ф. Бореля. Из фондов ГМИ им. А. А. Бахрушина.
Для Сосницкого «Горе от ума» примечательно тем, что актёру довелось в разные периоды сыграть и Чацкого, и Загорецкого, и Репетилова, и Фамусова. Исполнение им роли Репетилова спустя долгие 30 лет вызовет полемику большую, чем во время премьеры. Отзывы о его игре в 1831 году противоречивы, но сходятся в одном: Сосницкий трактует Репетилова очень по-своему, изображая человека подвыпившего, нетвёрдо стоящего на ногах. Одни считали его неподражаемым, единственным подлинным Репетиловым, критик из «Санкт-Петербургского вестника» пишет, что его игра «превосходит всякое описание»*. Другие утверждают, что он совершенно перевернул замысел драматурга, не понял героя.
Относительно тепло был принят Дюр–Молчалин. Только чета Горичей – Брянский и Каратыгина, вызвали единодушное одобрение: «оба они были превосходны в этих небольших, но характерных ролях»*. С этим соглашается даже Булгарин, в целом выражавший глубочайшее недовольство тем, как актёры Большого театра отразили созданные Грибоедовым характеры.
последнее время, благодаря просвещенной заботливости театрального начальства... значительно усовершенствовалась, расширила круг своих действий и приобрела любовь публики»*. Но прошел всего год и на руинах Театра-цирка появился величественный Мариинский театр.
